Руководитель Центра ответственного природопользования Института географии РАН, д.г.н., заслуженный эколог России Евгений Шварц о конфликтах между охраной природы и экономическими интересами в России и в мире, а также о том, как их миновать или минимизировать.
В России растет интерес к развитию экологического туризма, при этом зачастую под экологическим туризмом понимается своего рода «отмычка» для развития инфраструктуры, не имеющей к нему отношения – строительство крупных отелей, горнолыжных трасс, многополосных велосипедных дорожек с твердым покрытием и т.п. Такие попытки вызывают заслуженный протест широкой общественности и профессиональных экологов. За последние несколько месяцев решению и предотвращению данных конфликтов стало уделяться больше внимания. 4 декабря 2020 года под руководством помощника Президента, секретаря Государственного совета Игоря Левитина и губернатора Нижегородской области, руководителя рабочей группы Государственного совета по направлению «Экология и природные ресурсы» Глеба Никитина состоялось заседание рабочей группы, на котором рассматривались вопросы развития экологического туризма и реализации мер по созданию туристической инфраструктуры. 15 марта развитие экологического туризма на особо охраняемых природных территориях обсудили представители власти, бизнеса и общественных экологических организаций в рамках рабочего визита главы Минприроды России А.А. Козлова в Сочи.
К: Популярностью у туристов пользуется относительно небольшая часть российских национальных парков и заповедников. Как Вы считаете, в чем причина? Как в других странах, от которых мы серьезно отстаем в этом смысле, при большом наплыве туристов удается контролировать рекреационную нагрузку на особо охраняемые территории?
ЕШ: Когда приезжаешь, к примеру, в американский национальный парк Секвойя или в Йосемитский национальный парк, то видишь следующую картину: все туристические тропы и маршруты спланированы так, что больше 90% территории парка остаются практически недоступными. Количество троп ограничено, по некоторым из них можно ходить только с гидом или имея очень серьезную горную подготовку. Другой вариант: ты оставляешь машину, садишься на электромобиль и объезжаешь территорию. При этом есть такие маршруты, которые позволяют проехать почти по всему парку. Но зачастую в твоем распоряжении только две парковки – на въезде и в центре, иногда – у наиболее известных достопримечательностей. Еще в Америке существует (хотя и гораздо менее известная даже специалистам) Система национальных рефугиумов дикой природы (National Wildlife Refuge). Она имеет сопоставимый с национальными парками бюджет, сопоставимую площадь, но ее основная задача – не развитие туризма, а сохранение и восстановление объектов животного мира. В наиболее известных природных резерватах Южной и Восточной Африки – в их числе национальный парк Крюгера и частный Pilanesberg Game Reserve в ЮАР, национальные парки Хванге в Зимбабве, Серенгети в Танзании, Масаи-Мара в Кении посетители не имеют права выходить из машины и ступать на землю охраняемой территории (кроме участков специально оборудованных лагерей и «пикниковых» площадок).
К: А если говорить о степени популярности того или иного парка?
ЕШ: Здесь нужно помнить о содержательной составляющей и преимуществах парка. Приведу такой пример. Количество людей, которых привлекает национальный парк «Крюгера» (ЮАР) или «Хванге» (Зимбабве) и, скажем, Центрально-Лесной заповедник или нацпарк «Бузулукский бор» в России, – несопоставимо. И объективно оно не в нашу пользу. Это связано с тем, что и «Крюгер», и «Хванге» гарантируют: на нашей территории вы сможете увидеть так называемую «большую пятерку» – пять видов крупных млекопитающих (слон, носорог (оба африканских вида), лев, леопард, буйвол). Это обусловлено особенностями экологии крупных животных открытых и полуоткрытых пространств – животным нужна вода. Поэтому они в определенное время собираются на водопой, и посетители за плату могут сделать фотосъемку у воды. Кроме того, «Крюгер» и «Хванге» обладают огромной площадью: весь парк «Крюгера» нельзя самостоятельно и не нарушая правил (то есть ехать со скоростью до 40 км/час) проехать даже за трое суток, для того, чтобы посмотреть и пересечь парк «Хванге», нужно минимум двое суток. И если ты въезжаешь на территорию парка, то должен выехать до 6 вечера или заночевать в официальном лагере. Если этого не происходит, считается, что тебя съели. А если ты выйдешь живым, тебя оштрафуют и лишат права посещения парка на определенный период. Вот так.
Отсутствие реальной и гарантированной возможности для посетителей большей части наших национальных парков увидеть зверей в дикой природе существенно отличает отечественную систему ООПТ от зарубежных. Налицо системная недооценка, непонимание значимости и неиспользование возможностей демонстрации посетителям диких животных в естественных условиях вопреки мировой практике. А ведь такая демонстрация – важное условие привлекательности экотуризма, важнейший элемент экологического просвещения и природоохранной пропаганды, существенный природоохранный фактор, дающий дополнительные гарантии сохранения объектов животного мира.
К: Как можно смягчить конфликт между охраной природы и экономическими интересами?
ЕШ: Если мы говорим про ООПТ, то этот конфликт можно снять в том случае, когда инфраструктура, которая сможет приносить соответствующие доходы (в первую очередь – в местный бюджет и в бюджет регионов), будет прилегать к внешним границам ООПТ, а не располагаться внутри их. Кроме того, крайне важно продумать (и узаконить) научно обоснованную систему обязательных для каждой ООПТ мероприятий и управленческих решений, направленных на минимизации антропогенного воздействия на природные комплексы в ходе туристической деятельности. То есть, соответственно, то, что берется под охрану, будет трансформироваться под нужды туризма в минимальной степени. В этой связи понятно, почему правительство США любит и национальные, и природные парки (парки штатов). Они понимают, что развитие ООПТ создает мотивацию, в том числе – для развития рекреационной инфраструктуры в неохраняемой и/или менее охраняемой зоне. В 2009 году я в качестве «полевого эксперимента» как рядовой турист проехал почти через все национальные парки западного побережья США. И увидел, что в нацпарках, как правило, были построены на заре становления системы (то есть в конце XIX – начале XX века) одна-две гостиницы, не более. Стоимость мест в этих гостиницах примерно в два раза выше, чем вокруг территории парка – более 200 долларов. И туда нужно записываться примерно за несколько месяцев, в идеале – за год. Новых гостиниц внутри национальных парков после 1990-х годов больше почти не строят, а если строят, то только на условиях предоставления соответствующих объектов недвижимости (в т.ч. – земли под гостиничной инфраструктурой) частному бизнесу в концессию, а не в собственность. Закончился срок концессии – земля и вся (!) построеная концессионером инфраструктура возвращается национальному парку. И в дальнейшем парк сам принимает решение, что делать с землей и этой инфрактурктурой. То есть, если выявили сильную рекреационную дегрессию, то тендер с целью поиска нового концессионера не проводится. Поэтому, когда вы едете по хайвэю, то видите электронные табло с информацией о том, что, например, на территории Йосемитского нацпарка на ближайшие две недели свободных мест нет. Они не строят новые структуры, так как понимают, что это не способствует сохранению дикой природы самого парка, и что выгоду от развития экологического туризма должен получать и сам штат, и местное население, а не только Служба национальных парков США. К примеру, в той же Америке в 60 милях от парка стоимость ночевки в мотеле составляет 40-50 долларов за ночь, в 20-30 милях от территории парка она уже превышает 80-90 доллпров, еще ближе к границе парка – 100-120 долларов. И так далее. Точно такая же ситуация в ЮАР: стоянка внутри самого нацпарка «Крюгера» стоит примерно в два раза дороже, чем даже в лучших лоджах за его границей. Причем мест в лоджах внутри парка без предварительного бронирования, как правило, может не быть, тогда как вблизи парка их число определяется нелюбимым некоторыми чиновниками рынком. Поэтому практически всегда за сутки-двое можно забронировать более умеренный по цене вариант вблизи границ национального парка. Таким образом, и в США, и в ЮАР штат (провинция) и бизнес имеют прямую выгоду от того, что появляется привлекательный объект. Экономическая эффективность должна повышаться за счет поступления доходов в бюджет – в нашем случае – субъекта Федерации. Но при этом нужно помнить, что показателем эффективности государственного управления ООПТ должно быть состояние охраняемого объекта, например - численность охраняемых видов, площадь, занятая краснокнижными растениями и естественными по составу растительными сообществами, а вовсе не доход от «экотуристического госкапитализма».
К: Представим, что мы вернемся к частному владению природоохранными территориями. Как Вы думаете, поможет ли это решить их проблемы?
ЕШ: Нужно сразу разделить две вещи: создание частных ООПТ в качестве комплементарного дополнения к ООПТ, создаваемых государством, и приватизацию существующих государственных ООПТ под лживым предлогом снижения затрат государства и улучшения охраны самих ООПТ. Если меня спросят: «Вы за частные ООПТ в дополнение к государственным?», то я отвечу: «Конечно, да!». И буду с восторгом рассказывать, как американская неправительственная организация «The Nature Conservancy» (TNC) создала благодаря общественной инициативе ученых и природоохранников крупнейшую в мире сеть частных ООПТ, сохраняя за счет гражданской инициативы и частных средств огромные массивы естественных природных сообществ, в сумме измеряемые миллионами акров. И что TNC эффективно лоббирует на уровне штатов выделение средств бюджетов штатов США на содержание, мониторинг, природоохранные исследования на территории созданных в качестве частных ООПТ. Если меня спросят: «Вы за увеличение роли частного бизнеса в оказании услуг посетителям федеральных национальных и региональных природных парков?», то я отвечу: «Безусловно!». Но если Вы спросите: «Так мы можем тогда, наконец, приватизировать национальные парки и заповедники?», то я скажу: «Ни в коем случае!». Американская модель в этом смысле очень простая. Инфраструктура, созданная на территории парка, принадлежит парку. Парк на основе экологических исследований определяет, какое максимальное количество визитеров он может обеспечить без негативных последствий, не ориентируясь при этом на свои доходы. Принципиальное отличие такого подхода в том, что люди, которые получают зарплату от государства, занимаются выполнением государственных функций, а не оказывают услуги населению. Никто не возражает против того, чтобы передать частному бизнесу многое из того, что связано с организацией туризма. Он, с высокой степенью вероятности, справится с данной задачей лучше и эффективнее. Но это все не является поводом для приватизации. Должно быть разделение государственных и частных функций. Постоянное раздувание темы приватизации заповедников и национальных парков, как мне кажется, отражает желание ряда чиновников поучаствовать в «номенклатурной приватизации». Ни в одной крупной стране мира национальные парки и заповедники не являются частными. Однако это не значит, что не должно быть частных ООПТ, роль которых именно в охране живой природы может быть не менее значима, как показывает опыт и США, и еще ряда стран. Более того, при определенных условиях, вероятно, можно обсуждать возможность передачи некоторых функций в ООПТ в управление частными компаниями – хороший ЧОП может быть лучше нетрезвого лесника, особенно в условиях пока средняя зарплата государственного инспектора в ООПТ и степень его защищенности не достигли зарплаты и защищенности хотя бы сержнта полиции. Но это можно обсуждать только в том случае, когда государство сможет формулировать и оценивать природоохранные показатели качества охраны и состояние самих охраняемых объектов, а не размер доходов от экотуризма на ООПТ, полученных управляющей компанией. В этой связи у меня всегда вызывает острую обеспокоенность тот факт, что в федеральном проекте «Сохранение биологического разнообразия и развитие экологического туризма» Национального проекта «Экология» не предусмотрен мониторинг рекреационной дегрессии особо охраняемых природных территорий, на которых реализуется проект, тогда как увеличение количества посетителей ООПТ является одним из основных измеряемых показателей проекта.
При этом, безусловно, роль ООПТ в экономическом развитии регионов может оцениваться через число и долю населения, учавствующего в обслуживании экотуризма, размере инвестиций в развитие его инфраструктуры, включая строительство дорог и гостиниц, но не на территории ООПТ, а в первую очередь – вокруг них. В идеале всяческое перспективное планирование привлечения таких инвестиций должно обсуждаться и координироваться и наукой, и самими ООПТ, а небольшая часть привлеченных средств должна идти на мониторинг воздействий экотуризма – так называемой рекреационной дегрессии, с целью их предотвращения и минимизации.
В завершение: много лет назад имел возможность спросить министра охраны окружающей среды Коста-Рики Карлоса Мануэль Родригеса, почему он не боится, что банановые плантации, которым нужно все время «мигрировать в пространстве» из-за снижения плодородия почв, и плантации кофе не сожрут знаменитые национальные парки Коста-Рики? Коллега ответил: «А потому, что нацпарки Коста-Рики приносят национальному бюджету страны столько же или даже чуть больше, сколько бананы или кофе (чуть меньше трети всех доходов бюджета)». «Но как же так? – спросил я его, – ведь в национальных парках Коста-Рики нет даже платы за вход!». «Но мы ведь не дураки, – ответил министр, – мы считаем все: и инвестиции, и налоги, которые платят большие гостинницы, в которых при прилете и отлете останавливаются туристы, налоги, которые платят компании, которые сдают машины, каное и инвентарь для путешествий, и налоги, которые платят маленькие гостиницы рядом с парками, маленькие магазинчики и бары в деревнях, которые выживают – в том числе – благодаря туристам, увеличивающим поток платежеспособных клиентов и т.д. Не было бы наших парков, ничего этого бы не было, начиная с 4-5-звездочных отелей в столице Сан-Хосе».
Фото – Георгий Шпикалов
